— Шесть недель, — уточнил он. Сесиль устремила на него изумленный взгляд.
— Боже мой, какой же ты педант. Только теперь он понял, как выдала его эта маленькая поправка. Хорошо еще, что Сеси истолковала ее как проявление педантизма, а не как крик души влюбленного до безумия человека, который считает каждый проведенный без нее день потерянным.
— Я просто подумал, что тебе надо побыть одной. Вот и все, Сес.
Она подала на стол, и они принялись за еду. Разговор не клеился; утолив голод, хозяйка и гость стали разговорчивее. Сначала, правда, обмениваясь отрывочными фразами. Сесиль спросила как бы между делом:
— А как твои амурные дела?
С удивлением она увидела, что на его лице промелькнуло странное и совершенно непонятное выражение, которое тут же исчезло. Он пожал плечами:
— Как всегда, пожалуй.
— Ты еще встречаешься с Стейси Богарт?
— С кем? О нет. Мы перестали видеться уже давно, вскоре после смерти Рори. — Джон запнулся в растерянности. — Я хотел сказать… А, черт! Прости, милая.
— За что прощать? За то, что ты упомянул о смерти мужа? Это ничего. Я уже могу говорить о нем без слез. Какая ирония. Когда умирает кто-нибудь из тех, кого любишь, ты знаешь, что в конце концов придет час, когда ты сможешь вспомнить его и улыбнуться вместо того, чтобы разражаться слезами, но ты не знаешь, как достичь этой точки. Потом этот час приходит и тебе кажется изменой, что ты не испытываешь больше муки при упоминании о нем. С тобой такое бывало?
— Угу. Я понимаю, о чем ты говоришь. — Джон положил еще порцию салата из дыни, сосредоточив внимание на салатнице. — Означает ли это, что ты уже начала встречаться с кем-нибудь?
— Встречаться? Мне совсем не до этого. Моя старая знакомая хотела бы, чтобы я пришла на открытие общинного театра, который она организовала. Но я чувствовала бы себя не в своей тарелке без пары, и я ответила, что не смогу… Впрочем! — Сеси умолкла и внимательно посмотрела на собеседника.
Он встретился с ней глазами.
— Впрочем — что же?
У него возникло странное чувство: и волнующее, и пугающее одновременно. Он понял, что ему известно, что сейчас произойдет.
— Ты поехал бы со мной? Грейс — симпатичная дама, она моя добрая приятельница. Мне бы не хотелось пропустить открытие, потому что она положила столько сил на этот театр. Не хочу туда идти одна. Я далека от желания вмешиваться в твои личные дела, но если у тебя вечер свободен… Джо, я была бы очень рада…
— Разве я могу отказаться от такого лестного предложения? Мне, мол, нужен мужчина, но не ухажер, и ты подойдешь. Когда же этот театр открывается?
— Ах, дорогой! Ты меня неправильно понял. Просто ты такой верный друг и не будешь ожидать, что… Ну, словом, это не будет настоящим свиданием…
Сесиль запуталась и окончательно умолкла.
— Ты забираешь все глубже и глубже, — поддразнил ее Джон, улыбаясь. — Ладно, окажу тебе любезность. Я пойду с тобой, а потом даже не попытаюсь завезти тебя на заброшенную проселочную дорогу и устроить там привал.
Сесиль рассмеялась.
— А ты ужасно ядовитый. Тебе никто не говорил об этом?
— Бывало, и не раз. Обычно люди считают меня честным человеком, воплощением идеала американского спортсмена. Так когда состоится наше «свидание»?
— Через неделю, в субботу.
— А почему бы тебе не отбросить осторожность? Я бы пригласил тебя поужинать перед премьерой.
— Я не уверена, что выдержу такое напряжение. Кроме того, кто тебя знает, а вдруг ты захочешь «компенсации» за расход.
Джон улыбнулся, умышленно придав лицу хищное выражение:
— Ты меня знаешь. Если я плачу, то надеюсь получить и десерт.
— Например, мороженое? — уточнила она невинным тоном, широко распахнув глаза.
— Я-то подумывал о чем-то погорячее. Сеси улыбнулась и встала, чтобы сложить посуду в мойку.
— Наверное, я тебя никогда не пойму.
— Почему же? Я думал, что выражаюсь ясно.
— Так же ясно, как прост лабиринт. Взять хотя бы твое заявление о том, что тебя считают идеалом американского спортсмена. То есть что ты серьезный, верный, надежный, любящий и честный.
— Ты говоришь обо мне так, будто я бойскаут.
— Это прекрасные качества. Они мне нравились давно. Я не принижаю тебя. Часто мне хотелось, чтобы Рори имел хоть что-нибудь от твоего реального взгляда на мир. Я просто хочу сказать, что никто не должен подозревать тебя в том, что у тебя злобный юмор. Все знакомые думали, что Робин повторял другим половину твоих острот насчет членов команды. И еще одно. Из всех игроков «Мустангов» ты, на мой взгляд, меньше всего похож на гулящего холостяка. По всему, у тебя уже должна быть жена, трое детей и дом в предместье. Однако что мы имеем. Тебе тридцать два, и ты до сих пор не пустил корней. Ты даже ни разу не разводился.
— Да. Это ужасно. У меня была трудная жизнь.
— Но шутки в сторону. Ты что — не из тех, кто женится?
— Конечно, я из их числа. Со всех точек зрения, я — старомодный. Но думаю, именно по этой причине я до сих пор и неженат.
— То есть, ты ищешь девственницу?
— Я сказал, что старомоден, но не утверждал, будто склонен к пустым мечтаниям. Я хочу сказать, что для меня влюбиться или разлюбить — это не пустяк. Если я женюсь, то останусь верен узам брака всю жизнь. Поэтому я должен ждать, пока не встречу предназначенную мне женщину. Я не хочу попасть впросак, совершив ошибку.
— И ни одной, достойной такой чести, тебе еще не встретилось?
— Этого я не утверждал. Но может быть, она не хотела выйти за меня замуж.
— Подожди, дай мне перевести дух. Какая женщина, обладающая здравым смыслом, могла бы отвергнуть тебя? Ты красив, богат, жизнерадостен и очень, очень добр. Надо быть сумасшедшей, чтобы отказаться от тебя.